Сделать перерыв…

Не знаю, уловил ли что-то в его голосе оператор, но у меня от волнения снова ноет в солнечном сплетении. Любуюсь Мэттом — мужчиной, который вызывает во мне неимоверно сильные ощущения и, не отдавая себе отчет, машинально убираю влажную прядь с его лба — такой вот хозяйский жест.

Как Мэтт это расценит?..

Не сводя глаз с дороги, он перехватывает мою руку, подносит к губам и целует тыльную сторону ладони.

Господи, как же сильно я его люблю!..

Взявшись за руки, мы заходим в подъезд, оставляя за собой влажные следы. Наши поцелуи в лифте еще осторожные, медленные, хотя сдерживать себя так сложно! От этого контраста под ложечкой то и дело пробегает волнительный холодок, внизу живота сладко тянет. Каждое прикосновение Мэтта только усиливает эти ощущения.

Войдя в квартиру, мы раздеваем друг друга. Затем принимаем душ, дразнясь поцелуями, мимолетными ласками. Все, больше не могу… Обвиваю его шею рукой, прижимаюсь к нему всем телом.

— В душевой кабине мы уже были. — Мэтт выключает воду и оборачивает меня черным полотенцем. На обнаженные плечи тотчас же опускается прохлада. — Идем. Я столько всего нафантазировал с нами в этой квартире, пока тебя добивался… — Он за руку ведет меня в гостиную. — Хотя, если подумать, это же ты меня соблазнила.

Мэтт оставляет меня у окна. Включает свет в коридоре, теперь в гостиной царит мягкий, матовый полумрак.

— …Сначала твоя попа на капоте моей машины. Потом это облизывание губ на планерке.

Он возвращается и ставит мои ладони на стекло.

— И только попробуй их убрать… — в его голосе звучит предупреждение. — Ты, не скрываясь, писала эротику прямо у меня под носом. Потом изображала из себя другую девушку — таинственную незнакомку… Не шевелись! Ты постоянно меня дразнила, открыто, чувственно, дерзко, при этом оставаясь настолько невинной, что я обязан был держать себя в руках. И распаляться все больше… До тех пор, пока ты не довела меня до предела…

— Какая ковар!.. — пытаюсь отшутиться я, но слова замирают — Мэтт вытягивает хвостик полотенца, зажатый между моей грудью и тканью, и оно падает к ногам.

Я стою обнаженной перед целым городом. Инстинктивно пытаюсь развернуться, но Мэтт не дает: удерживает меня за плечи.

— Верни ладони на стекло.

Мотаю головой.

— Вероника, тебя никто не увидит, — мягко, но настойчиво уговаривает он. — Ну же… Свет выключен, и мы очень, очень высоко.

— А если…

— Дадим шанс какому-нибудь гипотетическому извращенцу с подзорной трубой. Оставим его для остроты твоих ощущений.

Я все еще медлю. Это совсем не то же самое, что целоваться у фонтана.

Мэтт перехватывает мои запястья и возвращает ладони на стекло, а сам прижимается ко мне сзади, кожа к коже, такой влекущий, горячий, жаждущий. Я прикрываю глаза, чтобы почувствовать это полнее. Мое сопротивление истончается с каждым биением сердца.

— Я хочу, чтобы ты доверилась мне. Чтобы этой ночью ты говорила мне только «да». Я настолько этого хочу, что готов потратить желание. Ты доверишься мне? Ты выполнишь мое желание?

Я выдыхаю и киваю.

— Скажи вслух.

— Я доверюсь тебе, Мэтт.

Он отпускает мои ладони. Теперь его руки блуждают по моему телу, будто по всему сразу. Интимные прикосновения смешиваются с поцелуями. Я словно в чувственном коконе, горю и плавлюсь. Стоны, которые уже не могу сдержать, опаляют мои же нервы. Хочу больше, глубже, острее. Хочу почувствовать Мэтта в себе…

— Хочу… — только это слово и просачивается сквозь пелену ощущений.

Его пальцы скользят ниже, раздвигают мне ноги, ласкают и дразнят, постепенно проникая вовнутрь, в горячую влагу. Мэтт по-прежнему прижимается ко мне всем телом, двигается со мной в одном темпе. Он прикусывает мочку уха, и я стискиваю зубы, чтобы не закричать от удовольствия.

— Не сдерживай себя… — шепчет Мэтт. Горячие волны прокатываются по телу одна за другой. Я упираюсь лбом в холодное стекло, колени подкашиваются.

Больше не сдерживаюсь — отдаюсь этому безграничному удовольствию: царапаю стекло, стону и рычу, пока ощущения не захлестывают. Они взрываются внизу живота, прокатываются по коже волной мурашек, отдаются пульсацией в висках. Хочется обмякнуть, растечься лужицей по полу. Я опускаюсь на ковер. Мэтт следом.

Жмусь к нему, а он отстраняется.

— Это еще не все, моя девочка… — говорит он, проводя подушечками пальцев по контуру моего лица. — Хочу не просто быть твоим первым мужчиной. Хочу быть твоим первым в разных, очень разных вещах… — Его обманчиво-спокойный шепот, кажется, проникает сразу под кожу, лишает воли. — Я мечтаю увидеть, как ты сама доводишь себя до оргазма. Как при этом меняется твое лицо, как дрожат ресницы, как приоткрываются в стоне губы… Сделаешь это для меня?

Я киваю, замерев от смущения и сладкого предвкушения, а его пальцы уже нащупали мою самую чувствительную точку.

От его слов и образов, которые тотчас же появляются в голове, по телу пробегает сладкая судорога. И еще одна — когда губы Мэтта смыкаются на моем соске. Он покусывает его и посасывает, не переставая ласкать меня пальцами между ног. Это очень… очень…

— Теперь ты. — Мэтт кладет мою руку вместо своей, и я сначала теряюсь. Но Мэтт подвигается выше, целует меня, не переставая ласкать грудь, и моя рука начинает невольно двигаться. С идеальной для меня скоростью, с идеальным ритмом. Прикрыв глаза, я наслаждаюсь каждым оттенком ощущений.

Поцелуй прерывается. Теперь Мэтт наблюдает? Это подстегивает еще больше. Мне жарко, внизу живота пульсирует так сильно, будто все может закончиться прямо сейчас. Но с каждым движением ощущения только усиливаются.

— Давай, моя девочка… — говорит мне на ухо Мэтт таким возбужденным тоном, что тотчас же кончаю.

Боже… Это невероятно… Невозможно…

Я вымотана настолько, что и слова не могу произнести.

«Люблю тебя…» — Только успеваю подумать об этом, как Мэтт находит мои губы и целует долгим, медленным, но таким жадным поцелуем, что я понимаю: сейчас все начнется снова.

И в этот момент раздается звонок в дверь.

Мэтт ослабляет объятья. Мы нежно целуемся, прежде чем он меня отпускает.

Я хочу, чтобы такая жизнь продолжалась вечно. И сейчас мне кажется — нет, я уверена — что это возможно.

Глава 31

Мэтт принимает заказ у доставщика суши, и мы располагаемся в гостиной на пушистом ковре. Мимолетно отмечаю, что он чистый, хотя вчера я опрокинула здесь два бокала вина. Домработница, какая-то чужая женщина, чистила ковер, вытирала отпечатки моих ладоней на оконном стекле, заправляла постель со скомканными простынями, на которой мы занимались любовью…

— Держи. — Мэтт протягивает мне палочки.

Между нами на подносе стоит сет суши, баночки с васаби и соевым соусом. Мэтт легко подхватывает суши палочками. Я же с задумчивым видом верчу их в руках. И потому, что толком не умею ими пользоваться. И потому, что не решаюсь перейти к разговору, который давно бы состоялся, если бы Мэтт этого хотел.

Я до сих пор злюсь на Илону, но все же признаю, что в чем-то она была права. Я почти ничего не знаю о Мэтте, и теперь это тревожит, мешает моему пронзительному счастью. Вдруг в этом незнании есть какая-то опасность для наших отношений?

— Расскажи что-нибудь о себе, — словно между делом прошу я, тыкая палочками в суши.

Мне кажется, или этот вопрос его напрягает? Мэтт опускает взгляд, но, возможно, только для того, чтобы помакать суши в соевый соус.

— Что бы ты хотела узнать?

Все… Какое было твое первое слово, мечтал ли ты в детстве о собаке, как звали твою первую девушку, какую слушаешь музыку на беговой дорожке, любишь ли ns дождь так, как люблю его я? Останешься ли ты в Минске? Останешься со мной?..

— Когда у тебя день рождения?

— Одиннадцатого ноября.

— Скорпион. Страстный знак, — машинально выдаю я.

— Веришь в гороскопы? — Мэтт подпирает щеку рукой, жует суши и при этом улыбается. Его забавляет моя реплика, а я млею от хитрых огоньков в его глазах.