Мама была права.

Паркуемся возле входа в тренажерный зал — привычное место Теслы, его другие машины даже не занимают. Босс собирается выйти, но я его останавливаю.

— Мы можем войти в офис по раздельности? — спрашиваю я, рассматривая свои пальцы, которые сами по себе мнут подол платья.

— Зачем?.. Ты думаешь?.. Но между нами же ничего нет.

— Тем более будет обидно, — говорю я и прикусываю губу. В моем воображении это звучало лучше.

— Да какое тебе дело до этих клуш?

Молчу.

— Хорошо, иди. Я приду позже.

Ухожу, но всю дорогу до крыльца чувствую его взгляд на своей спине, мрачный, тяжелый, почти осязаемый. Ощущение такое, будто я не в офис иду, а в мышеловку. Что-то случится. Я чувствую: точно случится что-то плохое.

Прохожу пост охраны, поворачиваю на лестницу — и останавливаюсь. Двое рабочих в строительных костюмах перфоратором снимают плитку со ступеней. Вернее, один снимает, а другой объясняет таким, как я, что нужно воспользоваться лифтом, сегодня здесь ведутся строительные работы.

Я даже не знала, что в этом здании есть лифт.

Нахожу его за дверью возле запасного выхода. Пока жду, за мной собирается толпа. Лифт грузовой, человек десять вмещает.

Захожу и становлюсь в дальнем углу. Кнопку этажа не нажимаю, все равно у меня последний. На втором этаже все выходят.

Все, кроме меня и босса.

Он, вероятно, зашел в последний момент, я и не заметила.

— Выходите! — требую я.

— Хватит уже, Вероника, — с легким раздражением отвечает он. — То, что мы в одном лифте, совпадение. Никто ничего не подумает.

Двери закрываются, и у меня будто случается внезапный приступ клаустрофобии. Только я боюсь не всех замкнутых пространств, а тех, в которых замкнута с боссом. Лифт напоминает мне мою ванную — по размерам они сопоставимы. Здесь даже есть зеркало!

— Значит, выйду я! — безостановочно жму кнопку отмены, хотя лифт уже поехал. Он резко дергается и останавливается.

Я жму другие кнопки, но все без толку.

Мы застряли.

Сообщаю диспетчеру, что сломался лифт. Думаю, бригада приедет быстро — у меня аж голос звенит от нервов. Все будто подстроено! Я бы обвинила босса в злом умысле, если бы не сломала лифт своими же руками.

Ладно. Надо просто подождать.

Босс так смотрит на меня… Словно у него что-то крутится на языке, и он раздумывает, сказать или нет. Уверена, что не захочу это услышать.

— Все нормально, — пытаюсь сменить вектор его мыслей. — Возле меня постоянно ломается техника.

— Вероника, что происходит?

Глубоко вздыхаю.

— Вы все понимаете.

— Нет, не понимаю. Почему ты обращаешься ко мне на «вы», даже когда мы наедине в запертом лифте? Тебе не кажется, что это как-то странно после вчерашнего?

— То, что было вчера… — Отвожу взгляд. — В общем, это ошибка.

— Ошибка? — с нажимом повторяет босс. — В каждой второй рукописи именно это и говорит героиня после первой ночи с героем.

Набираю в легкие воздух. Держу себя в руках, на провокацию не ведусь.

— Это был интересный эксперимент, ради книги. На этом все.

— Серьезно? Ради книги? — Босс чуть наклоняет голову, будто хочет заглянуть мне в глаза. — Но скажи, тебе понравилось?

Вот к такому вопросу я не готова. Он словно нащупывает брешь в моей обороне: мгновенно напоминает образами, насколько сильно мне понравилось, и по телу легко, но ощутимо пробегает волнительная дрожь. А ведь я с боссом даже рядом не стою, это реакция на воспоминания. Просто воспоминания…

— Тогда, у зеркала, тебе точно понравилось, — вполголоса продолжает босс. — Я это видел по твоему лицу. Ощущал на твоей коже подушечками пальцев. Слышал в твоих стонах.

Господи… как он это говорит… и что говорит… Его голос пьянит и будоражит сильнее бокала вина.

Он специально подбирает такие слова, знаю, но я кремень. Мое сознание ясное, никакого вчерашнего тумана. И со всей ясностью отмечаю, что телу без разницы, насколько я тверда: дыхание учащается, сердце бьется быстрее, щеки теплеют. Сцена в ванной снова прокручивается в моем воображении, накладывается полупрозрачной картинкой на фон лифта. Иногда я ненавижу свое воображение.

Но и боссу эта игра дается не так просто. Я вижу его взгляд, прожигающий, влекущий. Вижу, что его спокойствие мнимое, и, вероятно, ему стоит немалых усилий удерживать себя по другую сторону лифта.

Воздух набухает нашей взаимной тягой друг другу.

— Да, мне понравилось, — признаюсь я. — Но такого больше не повторится.

— Почему? — искренне спрашивает он.

— Потому что я не хочу быть сексуальным объектом.

Босс смотрит на меня, не мигая. Уже который раз за утро я смогла его удивить.

— Ты так себя чувствовала?

— Не начинайте…

— Да, когда мы катались на роликах, я полдороги наблюдал, как двигаются твои бедра под короткими шортами. Конечно, я завелся, я же мужчина. Но это не значит…

Раздается скрежет. Лифт дергается, тянется вверх, замирает, а затем под чьим-то напором створки двери раскрываются. Мы с боссом все еще, не отрываясь, смотрим друг на друга, стоя по разные стороны кабины.

— Идите, Вероника, — он первым нарушает молчание. — Я приду в офис позже, раз это так для вас важно.

Выхожу из кабины, но не чувствую радости от освобождения. От обращения на «вы» мне не по себе. Как пережить этот день?

Глава 15

Босс заходит в офис через несколько минут после меня, я только успела открыть на компьютере почту. Злой как черт. Ни с кем не здороваясь, на ходу рявкает, что планерки не будет, идет в свой кабинет и захлопывает дверь. Одна жалюзи опущена не до конца, я вижу, как он сидит в кресле и ритмично бросает в стену теннисный мячик. Звук удара о стену зловеще раздается по всему офису. Даже голоса стихают.

Я съезжаю по креслу ниже, чтобы меня как можно меньше было видно из-за монитора. Кажется, каждый в офисе знает, что происходит, и косится в мою сторону.

Пытаюсь забыться за работой, но где уж там. Читаю письма, но ничего не остается в памяти. Беру договор, чтобы положить его в нужную папку, и зависаю с ним на несколько минут. Ну как так вышло? Я делала все возможное, чтобы сохранить работу, которую так люблю, а в итоге получилось, что каждое мое решение толкало к увольнению. Неужели это конец? Босс или уволит меня, или создаст такие условия, что сама уволюсь, как пить дать.

Есть хочется… Подхожу к Козе. Покусывая кончик карандаша, она перебегает взглядом с одного листка, утыканного цифрами, на другой.

— Продажи, Ника… — говорит она, не глядя на меня. — Конечно, летом всегда спад, но я понимаю Матвея Игнатовича.

Ну хоть кто-то его понимает.

— Кора Заимовна, вы на прошлой неделе предлагали мне глазированный сырок. Я бы воспользовалась предложением, если оно еще актуально.

Она отвлекается от бумаг, но фиксирует какую-то цифру указательным пальцем.

— Ты стала носить платья, — прищурившись, говорит она.

— Поверьте, это ненадолго, — широко улыбаюсь ей в ответ.

— Сырка нет, но есть творожный йогурт.

— Отлично!

Завариваю кофе, возвращаюсь за рабочий стол. Открываю баночку с йогуртом, зачерпываю ложкой воздушную массу. Запах кофе приятно щекочет нос.

А может, все наладится.

Мельком оглядываю офис и открываю гугл-док с черновиком моего романа. Ну не зря же я переживаю все эти эмоции? Еще глоток кофе. Пальцы на клавиатуре. «Я жду босса на пустой автобусной остановке в трех кварталах от моего дома. Почти центр города, но район здесь нежилой…»

Мне пишется легко, кажется, будто и править не придется. Чувствую аромат цветущей яблони, когда описываю, как герои катались на роликовых коньках по частному сектору. Вижу, как кровь проступает на ране Мэтта после того, как он упал. Чувствую тревогу героини, когда она торопит лифт. Хорошо, что мамы нет дома.

Я заново переживаю робость, когда героиня смотрит на себя в зеркало, надевая бежевую майку; волнение в солнечном сплетении, когда она в ванной стягивает бретельку с плеча. Чувствую влечение, когда Мэтт забрасывает ее руку себе за шею. И влечение Мэтта я тоже чувствую — нужно перевоплощаться сразу в обоих персонажей, если я хочу описать сцену достоверно.